Всем нам часто приходилось видеть бомжей на улицах. Все они похожи друг на друга -лица одутловатые, красные, измученные. Глаза пустые, будто лишенные жизни, тусклые и бесцветные. Взгляд отсутствующий, ничего не выражающий. Будто внутри эти люди уже давно умерли, а снаружи тела их продолжают выполнять какие-то запрограммированные движения.
Часто, когда удается найти деньги на бутылку, сдав в лавку стеклотару, собранную на свалке, от них разит водкой. Но даже под влиянием алкоголя они не ведут себя как обычные пьяные люди, не поют, не разговаривают, а только еще больше затормаживаются и замирают в одной позе где-нибудь посреди улицы. Таков общий образ бомжа, человека, выходящего на обход мусорных ящиков по утрам, как на работу и дежурившего около них в течении дня. Я часто задумывался, кем были эти люди до того, как попали на улицу. Наверняка у них когда-то были родители, семьи, работа. Но эти случайные мысли транзитом проходили в моей голове и быстро улетучивались – я переключался на собственные проблемы и интересы. Так было и в тот день, когда я увидел во дворе нашего дома человека, замотанного шарфом, роющегося в ящике для мусора. Я только с удивлением отметил, что собирал он свою вонючую добычу в большую дорожную сумку. Наверно тоже нашел на улице. Я часто стал видеть его у нашего дома. Видно, здесь он нашел «доходное» место, ведь люди в центре побогаче, того гляди выбросят что-то с сытого стола, что голодный бомж может подобрать и съесть или использовать для своих нужд. Мне было неприятно на него смотреть, и я старался, не глядя, проходить мимо него, постоянно сидящего возле свалки в ожидании очередного соседа с мусорным ведром. Однажды я увидел, как он кушает. Вы не представляете, как всколыхнулась и обдала меня горячей волной жалость при виде надкусанного куска хлеба, лежащего на смятой грязной газете! Больше ничего не было. Бомж медленно и задумчиво пережевывал откусанный кусок хлеба, а я тщетно пытался подавить возникший у горла ком. Весь день перед глазами стояла у меня эта картина — на барьере под моросящим дождем кусок хлеба на грязной газете. Вечером, ложась спать, я решил вознести ду’а (мольбу) за этого человека. Я просил Всевышнего простить его грехи и дать ему пропитание и кров. На следующий день я вновь увидел нашего бомжа. Преодолевая чувство неловкости вперемешку с отвращением от окутывающего его зловония, я нащупал мелочь и протянул ему. Он взял, не глядя на меня, помусолил монетки в грязной руке, медленно опустил в карман штанины и продолжил ворошить палкой мусор. В другой раз я дал ему снова немного денег. На сей раз он посмотрел на меня и, казалось, что даже искра интереса промелькнула в его давно безучастных глазах. Когда я в третий раз предложил ему денег он даже буркнул что-то наподобие «спасибо», хотя от отсутствия привычки разговаривать получилось не очень внятно. Так появилась какая-то связь между мной и этим бомжем., если это можно так назвать. В любом случае, я, пожалуй, в то время был самым близким для него на земле человеком. Он даже стал кивать мне при встрече, а губы, потрескавшиеся от авитаминоза и грязи, периодически кривились в подобие улыбки. Я хорошо запомнил тот злополучный день, когда вышел со двора и увидел, как к моему бомжу, расположившемуся со своим незатейливым скарбом возле урны у магазина, подошел полицейский. Я замер от страха, что его сейчас заберут, но сотруднику органов, видно, противно было долго возиться с ним — он грубо толкнул его, крикнув: «Убирайся, собака!», и пнул ногой сумку, которая отлетела и шмякнулась об землю -оттуда выпала в лужу краюха хлеба и помидор
Продолжение следует..
